Сын Сумерек и Света - Страница 107

107

Глава 9

К счастью, я проснулся в Безвременье. Чувствовал себя свежим и отдохнувшим. Я по-прежнему лежал лицом вниз, и какая-то нахальная травинка щекотала мне ноздрю. Я перевернулся набок и увидел, что рядом сидит Бронвен, моя Снежная Королева. Её голубые глаза смотрели на меня ласково и заботливо, а на губах играла нежная улыбка.

— Привет, Артур.

— Привет, — ответил я. — Что ты здесь делаешь?

— Я берегла твой сон.

— От кого?

— От тебя самого. Ты мог бессознательно вернуться в материальный мир — как это случилось в прошлом месяце. Правда, я сомневаюсь, что на сей раз ты перенёсся бы к Дейдре в постель. Скорее — к Дане.

Наконец я поднялся и сел.

— Прошу тебя, Бронвен, не сыпь мне соль на рану. Разве я виноват, что так получилось? Я не хотел влюбляться в Дану.

— Однако влюбился, — сказала она. — И с этим уже ничего не поделаешь. Единственное, что я могу посоветовать тебе, так это не повторять моей ошибки. Воспользуйся тем, что Дану ещё влечёт к тебе. Не мешкай, иначе опоздаешь. А так у тебя хоть останутся воспоминания о нескольких ночах любви.

Предложение Бронвен нисколько не возмутило меня. Наоборот — мне стало стыдно. Потому что я сам часто думал об этом.

— Так нельзя, — сказал я, всеми силами стараясь скрыть в своём голосе сожаление. — Это был бы недостойный поступок. Изменить Дейдре, обмануть доверие брата, и ещё… — Тут я осёкся.

— А ещё ты боишься осуждения дочери. Даже больше, чем ревности Дейдры и гнева Брендона.

Я оторопело уставился на Бронвен:

— Что ты сказала?

— Что слышал. Пенелопа не сестра тебе, а дочь. Шила в мешке не утаишь.

— Чёрт побери! Как ты узнала?

Бронвен тихо рассмеялась:

— Это знаю не только я, но и Дана с Дейдрой. Мы быстро вас раскусили — вы держитесь друг с другом совсем не как брат и сестра. А больше всего волновало Дейдру (да и Дану, если на то пошло), так это твои нынешние отношения с матерью Пенелопы. Сама же Пенелопа, когда мы спрашивали её о матери, разумеется, рассказывала о Юноне. Но иногда, потеряв бдительность, говорила о ней в прошлом времени и становилась грустной. Так что мы пришли к выводу, что мать Пенелопы давно умерла.

Убедившись, что возражать бесполезно, я кивнул:

— Вы угадали. Диана погибла, когда Пенелопе было полтора года.

— Диана, — повторила Бронвен. — Красивое имя… Это то же самое, что и Артемида?

— Нет. Ещё пять тысячелекий назад, когда в Сумерках окончательно исчезло двуязычие, греческие и латинские имена стали целиком независимыми. Так, например, есть Юнона и есть Гера. Первая — моя мать, вторая — двоюродная племянница. Современный Дионис — мой кузен, а Бахус — дядя. С Артемидой у меня запутанное родство, так как по отцовской линии она праправнучка Януса, а по материнской — внучка моей сводной сестры Этны. А Диана… — я чуть было не сболтнул, что она была сестрой Юноны, но вовремя опомнился и быстро нашёл выход: — …новая Диана, которой досталось имя моей Дианы, вообще приходится мне родственницей только в седьмом колене.

— Досталось имя? — удивлённо переспросила Бронвен. — Как это?

— Издревле заведено, — стал объяснять я, — что имена принцам и принцессам Сумерек даёт лично Янус. При этом он строго придерживается правила не называть детей именами здравствующих родственников. Поэтому, в отличие от других Домов, где королевские семьи кишмя кишат тёзками, в Сумерках никогда не было одновременно двух принцесс Диан или, скажем, двух принцев Фебов. Хотя за долгую историю Дома все имена повторялись неоднократно. За исключением, ясное дело, самого Януса, да ещё Зевса-Юпитера.

— Громовержца?

— Так его называли. Зевс был единственным, кто умел вызывать настоящие сумеречные грозы.

— Подумаешь! — фыркнула Бронвен. — Я могу наслать такую грозу…

— И сможешь управлять ею? Сможешь предотвратить все нежелательные последствия своего вмешательства в естественные атмосферные процессы?

— Ну… Боюсь, что нет.

— Вот то-то же. Важно не только сделать то, что хочешь сделать; гораздо важнее сделать только то, что хочешь сделать. Зевс в совершенстве владел искусством управления погодой. Лишь ему одному Янус позволял вызывать грозы в Стране Сумерек. Дни, когда он это делал, назывались Днями Гнева.

— Звучит устрашающе, — заметила Бронвен.

— Отнюдь. Апокалиптический смысл выражению «день гнева» придали христиане. А в представлении Сумеречных это лишь символ искупления грехов и самоочищения. Гнев, направленный прежде всего внутрь себя, против собственных слабостей и пороков. Гроза в Сумерках нечто большее, чем просто естественный феномен. К ней относятся с восторгом и благоговением, многие считают её откровением свыше.

— Значит, Зевс был богом?

— Он был правнуком Януса и первым понтификом Олимпа. Это я знаю точно. А ещё говорят, что он стал богом. Даже Богом — с большой буквы.

— Как Иисус?

— Это было задолго до Иисуса, и Зевса никто не распинал на кресте. Просто в один прекрасный день он исчез и с тех пор не давал о себе знать. Скептики утверждают, что ему до чёртиков надоела власть, он отправился странствовать по свету и в этом путешествии умер. Иные же искренне верят, что Зевс обрёл божественность.

— Странно всё это, — задумчиво произнесла Бронвен. — Чем могущественнее люди, тем больше их одолевают разного рода сомнения, тем усерднее они ищут Бога. Как будто надеются найти у него защиту от собственного могущества.

— Может, так и есть, — сказал я и достал из кармана пачку сигарет. — Наверняка, так и есть.

107